– Дура! – проворчал Лавров.
Вылез из-за стола, налил себе кофе из большого медного кофейника, доставшегося ему в наследство от двоюродной бабки, прожившей почти всю свою жизнь в Турции.
Раритетную посудину он обожал. Кофе в нем получался отменным. Долго не остывал и аромат хранил часами. Чашку налил большущую, чайную, всыпал туда две ложки сахара. Размешал, шумно хлебнул. Зажмурился. Вкусно, крепко, горячо.
– Мне налей, – скомандовала Машка, кашу она доедала.
Лавров послушно налил ей в точно такую же чашку, всыпал две ложки сахара, размешал. Машка, как и он, любила крепко, сладко, горячо.
– На, – с грохотом поставил перед ней чашку. – И рассказывай. Кто на этот раз? Что за принц? С долгами по кредиту? Или с невыплаченной ипотекой?
– Ну че ты опять? Саш, ну че ты? Разве в меня нормальный мужик не может, что ли, влюбиться? – Машка надула губы, спрятав обиженную мордаху за чашкой.
– Может, – согласился Лавров, подходя к окну и с возросшим раздражением рассматривая плавающий в оранжевом свете город – красивый, нарядный и беспечный. – Только он не успевает!
– Чего-чего? – Она наморщила лоб.
– Не успевает нормальный мужик пробиться к тебе сквозь строй мерзавцев! Ты ведь едва развод оформишь, и тут как тут – очередная тварь! Когда нормальному мужику тебя рассмотреть-то?! В очереди отстоять? – И закончил с печальным вздохом: – Говорю же, дура!
Завтрак закончился в полном молчании. Лавров, выпив кофе, наложил себе все же каши. Машка дождалась, пока он доест, собрала посуду со стола, все перемыла. Снова села в уголок. Уставилась на него ручным зверьком.
Он сразу понял, в чем дело.
– Даже и не думай, Маша, – и Лавров, смастерив гигантский кукиш, помотал им у нее перед носом.
– Почему? – Ее губы набухли, ресницы затрепетали – Машка готовилась зареветь.
– Потому что теперь у меня нет работы! Потому что у меня теперь нет удостоверения! И…
– Но связи-то остались, Саша, – затянула она плаксивым противным голосом, который он терпеть не мог. – Ты же можешь узнать в паспортном столе, кто он и что он. И вообще… Узнать по своим каналам, что это за человек? Откуда он вообще?
– О господи!
Если бы были у Лаврова волосы, он бы теперь принялся их дергать. Но череп его был гладко выбрит, поэтому все, что ему оставалось, это хлопать ладонями себе по голове.
Если Машка пытается что-то узнать о своем избраннике, значит, в чем-то не уверена. Значит, вообще ни черта о нем не знает. И сомневается в его легенде. И это, между прочим, впервые! Первые два замужества такой проверки не подвергались. Вернее, проверка была, но уже задним числом. Когда первый хмырь на нее пытался свой кредит переоформить. А второй…
Лавров чуть не удавил урода, узнав, что он Машку ударил головой о стену, уговаривая подделать банковские документы, чтобы избавить себя от необходимости платить по ипотеке.
Теперь-то что?! Вернее, кто?! Почему она так озабочена? Впервые озабочена!
– И кто на сей раз, Маша?
– Коллега, – призналась она со вздохом.
– О! Уже неплохо. – Лавров чуть расслабился. – Коллега чем занимается?
– Он в кредитном отделе менеджер. – Ее локоток встал на стол, мордаха опустилась на кулачок, румяная щечка сморщилась. – Хороший парень. Двадцать девять лет, как и мне. Местный. Зовут Володя…
– А фамилия у твоего Володи имеется?
– Имеется, – с неуверенным вздохом произнесла Маша. И тут же неожиданно предупредила: – Только она тебе не понравится.
– Говори!
– Филиченков…
Оранжевый свет воскресного утра мгновенно раскалился за окном. Он плеснул огненными брызгами через стекло в лицо Лаврову. Он опалил брови, он выжег ему глаза, высушил горло. Саша перестал дышать на какое-то время.
– Как-как его фамилия? – переспросил он в надежде, что ослышался, что эта глупая деваха решила его разыграть, помотать нервы воскресным оранжевым утром. – Филиченков?!
– Да, – тихо, почти шепотом подтвердила Машка. И глянула на него с несмелым вызовом. – И чё такого-то, Саш? Подумаешь! Это однофамилец! Скорее всего, однофамилец!
– Да-да, конечно.
Он подергал плечами, медленно полез из-за стола, встал одним боком к окну, вторым к двери, вытянул руку в сторону выхода, как регулировщик, и проговорил:
– Если ты решила, а ты решила… Тебе здесь больше делать нечего. Уходи.
– Как уходить, Саш?
Он промолчал, продолжая регулировать движение в своей кухне. Машка прошлепала босыми ступнями мимо него к кухонной двери с опущенной головой, поникшей спиной. Шмыгнула носом, поравнявшись. И еще раз спросила:
– Как уходить, Саш?
– Навсегда уходи, Маш. Навсегда…
Он не смотрел на нее, не потому, что не хотел, а потому, что не увидел бы. Он видел сейчас кое-что другое.
Утро было тогда…
Да обычным было то утро. Ранним, правда, очень ранним и туманным сильно. Было зябко, сыро. Туман пропитал одежду, лип к лицу, елозил за воротником. Хотелось сжаться в комок в каком-нибудь теплом углу, а не идти, крадучись, к заброшенным ангарам. Они были уверены, что там никого нет. Были уверены, что анонимный звонок – это лажа. Поехали проверить. Просто проверить. Конец дежурства, поехали? А поехали, все время быстрее пройдет. Они расслабились с Виталькой Сухаревым – другом и напарником.
Конец дежурства, в сон клонило, тут еще туман, прохладно. Поэтому и попали в переплет, в перестрелку. Виталика прошило очередью сразу. Он странно дернулся, глянул в его сторону затухающими глазами и упал лицом вниз. А он…